Омар Родригез - Второе Я | Игра запрещенной роли

[smash4r]

Омар Родригез: Рождение в бездне

Глава I. Рож?ден?ие в ти?шине?

Доброград — это небольшой город, где в тени старых лесов время будто застыло. Маленькое, уединённое место, где привычная суета жизни притупляется, а тени минувших веков кажутся более реальными, чем сам город. Здесь, в 1985 году, в ночи, когда электрические провода дрожали от постоянных перебоев, родился Омар Родригез.

Этот момент был тихим. Слишком тихим для рождения ребёнка. Омар не плакал, как все младенцы. Его глаза, отливая застоявшейся водой, были пристально устремлены в пространство, словно он наблюдал, а не переживал свой первый опыт жизни. Врачи сразу заметили странность: взгляд ребёнка был слишком осознанным. Это не было характерно для младенцев, у которых первичное восприятие мира построено на инстинктах и чувствах.

Через несколько минут после рождения, когда свет в больнице потух, и медсёстры почувствовали незримую тревогу, в коридоре будто стало тише. Кто-то потом утверждал, что именно в этот момент, когда погасли огни, Омар открыл глаза. Эти глаза не могли быть человеческими. В них была пустота, туман, необъяснимая тень. Они казались глазами, которые всё видели и в то же время — ничего не ощущали.

Уже тогда врачи, несмотря на их опыт, не могли не заметить — это не был просто младенец. Это был человек, поглощённый тем, что существует за гранью реальности. Он не плакал, потому что не был частью этой реальности. Он был частью чего-то иного.

После рождения были зафиксированы странные неврологические колебания в мозгу Омара. Его теменные и височные доли, которые отвечают за восприятие мира и ощущение «я», были аномально активны. Этот «избыточный» уровень активности мозга мог свидетельствовать о том, что Омар воспринимает мир не так, как другие люди. Но ни врачи, ни его родители не могли понять, что именно это означало. Уже с рождения Омар оказался в другом пространстве. Возможно, не в том, что существовало за пределами его тела, но в том, что находилось внутри его сознания.

Глава II. Тот, кто внутри

С ранних лет Омар начал проявлять странности в поведении. Его мир был иным, чем у других детей. Он начал слышать голоса. Некоторые называли это слуховыми галлюцинациями, но Омар знал лучше. Он слышал на самом деле. В его голове был другой человек. Он называл его Наэро. Это был не просто воображаемый друг. Наэро был живым, самостоятельным существом, которое мыслит, ощущает и действует отдельно от Омара. Это была его вторая личность, с собственными мыслями, желаниями и волей.

Психиатры позже предположили, что у Омара развился синдром раздвоенной идентичности, но это был не просто результат психической травмы. Его заболевание было куда более странным и опасным. Наэро был не продуктом болезненной психики, а скорее отдельной реальностью, которая возникла внутри Омара. Это не было фантазией. Это был полноценный второй ум, который существовал в тандеме с сознанием Омара.

Омар не воспринимал Наэро как нечто чуждое. Наоборот, он чувствовал, что это — его другая половина. В какой-то момент, в возрасте шести лет, он пытался выколоть себе глаза, объясняя, что это необходимо, чтобы «освободить» Наэро от его тела. Он говорил, что Наэро пытается смотреть через его глаза, нарушая границы их личных миров. Это было не просто актом насилия — это было попыткой разделить пространство между собой и вторым «я», которое несло в себе свои собственные законы и реальность.

Семья Омара, несмотря на отчаянные попытки помочь своему сыну, больше не могла сдерживать его странности. Когда он был оставлен наедине с собой, начинались проблемы. Его родители не могли понять, что происходило с их сыном. Это не было обычным психозом. Омар был больше, чем просто ребёнком с проблемами восприятия. Он был носителем другой реальности. И, возможно, эта реальность и была его миром.

Глава III. Пе!рвая же!ртва!

Когда Омару исполнилось тринадцать лет, он совершил свою первую жестокую расправу. Он задушил кота. Это не было случайным актом насилия, а хладнокровным и обоснованным действием. Наэро убедил его, что животное стало носителем «чужого взгляда», что кот был шпионом, которого следовало уничтожить.

Не стоит думать, что Омар был просто взрывом ярости. Это было не более чем «очищение». Он выполнял задание, которое было не из мира обычных людей, а из мира, в котором правят свои законы. Смерть кота стала символом чего-то более важного. Омар верил, что этим он освобождал реальность от чуждых элементов, которые вмешивались в её естественное течение. В его мире всё было чётко: враждебные элементы должны быть удалены, чтобы всё вернулось в гармонию.

Когда психиатрическая экспертиза пыталась разобраться в этом, она не могла прийти к конкретным выводам. Обычные признаки психоза отсутствовали. Наоборот, всё указывало на редчайшую форму расстройства, которое оставляло после себя лишь осколки реальности, в которой мог существовать Омар. Его восприятие мира было искажено, но не по линии неврозов или психозов. Это был не просто сбой мозга. Это была параллельная реальность, которая располагала своими собственными законами.

Зеркала стали важным инструментом в его жизни. Они помогали ему искать «трещины» в реальности. Через их отражения он искал «дефекты», которые нуждались в исправлении. Они стали инструментами проверки мира, который он видел — и который, по его мнению, нужно было «исправить». В зеркале Омар видел не только себя, но и то, что скрыто от глаз нормального человека. Именно через зеркала он пытался обнаружить нарушения в реальности, которые, по его мнению, нуждались в исправлении. Таким образом, его мир постепенно становился всё более мрачным и запутанным. В нём не было места для случайных ошибок или непредсказуемых событий. Всё, что выходило за пределы его понимания, должно было быть устранено.

Глава IV. кровь и порядок

К двадцати пяти годам болезнь Омара достигла новой стадии. Его психическое расстройство, уже давно ставшее частью его сущности, теперь приобрело более организованный и опасный характер. Он больше не воспринимал своё расщепление как проблему. Напротив, оно стало элементом его новой реальности — мира, где существовали “локальные зоны автономии”, моменты, когда он переставал быть единым существом и становился чем-то большим, чем просто человеком.

Омар больше не пытался бороться с Наэро. Наоборот, он научился сотрудничать с ним, позволяя второй сущности постепенно поглощать его физическое и психическое “я”. Наэро уже не был врагом. Он был зеркалом, искажённым, но родным, с которым Омар делил контроль над своим телом и сознанием. Эти “периоды разделения” становились всё более частыми. Иногда он даже не мог точно определить, где заканчивается его личность и начинается другая.

Именно в это время Омар осознал: боль, страдание и потеря индивидуальности — это не наказание, а очищение. Он не боялся боли, воспринимал страдание как необходимую стадию превращения. Его равнодушие к физическим и эмоциональным страданиям стало его силой.

Он стал известен под именем «Астильо» — «Осколок». Этот псевдоним не просто намекал на разрушение. Он был отражением его природы: Омар не просто видел реальность — он дробил её, разрывал на части, заставлял рушиться, чтобы затем собрать заново — уже по своим правилам.

Глава V. Секр№еты под к;ожей

Когда Омар получил свободу для реализации своих самых тёмных и опасных идей, его болезнь приняла осознанный характер: он перестал просто бороться с Наэро — он начал создавать ритуалы, которые позволяли усилить контроль второй сущности внутри себя. Он знал: если направлять эти процессы, он сможет углубиться в мир, где всё подчинено только его правилам.

Подземная комната его дома превратилась в лабораторию его извращённых опытов. На стенах висели зеркала — слишком много зеркал, отражающих не только пространство, но и саму суть того, кто в них смотрел. Здесь он устанавливал устройства для сенсорной депривации: закрытые капсулы, глухие пространства, где чувства стирались, а границы восприятия размывались до предела. Омар наблюдал, как люди теряли себя, как исчезало их «я», как пустота постепенно замещала индивидуальность.

Этот процесс перестал быть для него просто фетишем. Он перестал искать физическое удовлетворение — его страсть стала интеллектуальной. Он стремился наблюдать, как исчезает личность. Видеть, как человек утрачивает самость, превращаясь в пустую оболочку, было для Омара высшей формой наслаждения.

Его сексуальная идентичность была естественной частью этой игры власти. Влечение к мужчинам сплеталось с потребностью в полном подчинении. В его представлении любовь не была актом привязанности. Любовь была процессом разрушения.

Омар верил: только отказавшись от своего “я”, человек может стать «чистым». Избавившись от своих желаний, страхов и привычек, он освобождался для истинного существования. А Омар — был тем, кто вёл их к этой пустоте.

Глава VI. Я и он, и мы?Я?

Двойственность Омара достигла своей кульминации: его личность уже не была единой. Его психическое расстройство стало многоголосым, полифоничным. Разные почерки в его дневниках, разные стили речи, различные структуры мышления — всё это становилось нормой. Порой сам Омар не мог понять, кто именно в этот момент пишет очередную страницу в своём дневнике. Его мысли сливались, переплетались, становясь неразличимыми.

Расщепление сознания Омара можно было бы классифицировать как диссоциативное расщепление высокой степени с элементами патологической интроекции. Он не просто разговаривал с Наэро, он стал жить его мыслями. Он воспринимал их как свои собственные, и эти мысли заполняли его разум, управляя им. Иногда Наэро говорил шёпотом, иногда он просто стучал пальцами по стеклу. Бывали моменты, когда Омар не слышал никаких звуков, но понимал, что его внутренний мир меняется — что Наэро посылает ему команду.

Это разделение стало настолько сильным, что даже его лицо стало меняться. Мимика, положение зрачков, напряжение мышц — всё это искажалось, когда доминировала одна из личностей. Он больше не был человеком с одной личностью. Он был чем-то большим, чем просто Омар.

Но даже при всех этих ужасных внутренних изменениях Омар умело скрывал свои приступы. Он был интеллигентен, остроумен, эрудирован. Его поведение было настолько спокойным и уравновешенным, что никто бы не заподозрил в нём того чудовищного существа, которое пряталось в его сознании. Когда он встречался с людьми, они видели в нём образец спокойствия и умиротворённости. Он был мастером скрывать свою тёмную сторону, превращая её в нечто нормальное, почти обыденное. Всё это было лишь внешним фасадом, который скрывал разломы внутри.

Глава VII. Призрак города

Доброград знал Омара Родригеза как проклятие. Его присутствие ощущалось не просто как страх, но как нечто, что обвивает город, проникает в каждый его уголок. Омар был не человеком. Он был симбиотическим существом, которое изнутри разрушало всё, с чем сталкивалось. Он был как болезнь, что не видна на первый взгляд, но постепенно уничтожает всё, что касается.

Дом Родригеза был его личным храмом и одновременно тюрьмой. Стены этого места были не просто конструкцией из кирпича и цемента, они отражали его душу. На стенах висели зеркала — не просто предметы для наблюдения, а устройства для того, чтобы он мог видеть искривления реальности. Эти зеркала были порталом в другой мир, мир, в котором он мог наблюдать, как его разум разрушается, и искать трещины в этом мире.

Ритуальные круги, которые окружали его жилище, служили ему для того, чтобы удерживать внутренние голоса. Это был способ управления хаосом внутри его сознания. Он знал, что, если эти круги будут нарушены, он утратит контроль, и всё, что он построил, рухнет. Его жизнь, его болезни, его «я» были связаны с этим контролем. И каждый из этих ритуалов был кодом, который только он мог расшифровать — кодом для Наэро, его внутреннего двойника, который был не просто его отражением, а его тенью.

Психиатры, которые пытались работать с ним, отказывались продолжать терапию не потому, что боялись за свою жизнь. Они боялись потерять рассудок. Болезнь Омара была не просто болезнью. Это было заражение, которое распространялось на тех, кто пытался понять его, проникнуть в его сознание. Это было как вирус, который буквально разъедал разум тех, кто пытался вникнуть в его суть. Лишь немногие могли выжить в этом контакте, а большинство теряло свою идентичность, поглощённое бездной, в которую он их втягивал.

Глава VIII. Маск?а из плот-и и ум!а

Омар был не просто одержим. Он был умён. Гениально хитёр, как змея, он умел манипулировать не только своими внутренними демонами, но и окружающими. Именно эта способность позволяла ему десятилетиями ускользать от правосудия и психиатрических учреждений, в которых он оказывался не раз, но каждый раз находил выход.

Его искусство притворства было безупречным: он знал, как вести себя так, чтобы удовлетворить ожидания окружающих, как прятать под кожей настоящего себя. Омар был актёром без сцены, но каждая улица, каждый кабинет становились его театром.

Он стал консультантом по поведенческой психологии. Его приглашали в школы, учреждения, даже в отделы криминологии как внешнего аналитика — человека, способного объяснить поведение преступников. Его эрудиция, спокойная речь, внимательная манера общения привлекали внимание и внушали доверие. Никто не мог и представить, что за этой вежливой маской скрывается нечто, связанное с жестокими тенями ночного города.

“Чтобы быть настоящим монстром, надо уметь улыбаться как человек,” — говорил о нём один из тех, кому довелось почувствовать его взгляд на себе.

Эта истина стала частью Омара. Он научился прятать своё безумие за маской интеллигентности и мягкости, превращая это в самое опасное оружие.

Он тщательно дозировал проявления своей шизофрении. С врачами он был совершенством манипуляции: цитировал классиков, умело оперировал психологическими терминами, объяснял своё поведение в рамках допустимой эксцентричности. Его игры были настолько тонкими, что ни один эксперт не смог доказать наличие серьёзной патологии.

Когда Наэро рвался наружу, Омар не ломался — он играл музыку на пианино, заваривал чай, писал стихи. Он превращал внутреннюю бурю в тщательно выверенные ритуалы, удерживая свои демоны на коротком поводке.

Между собой и Наэро он выстроил невидимую стену — буфер из привычек, ритуалов, изученных реакций. Даже те, кто знал Омара годами, не могли понять, когда он шутит, а когда его слова — это последнее предупреждение. Его тихий голос всегда оставлял после себя ощущение тревоги, будто за вежливой фразой прячется пропасть, в которую лучше не заглядывать.

Глава IX. Танец под контролем

Омар сохранял образ человека с «небольшими странностями», но в целом надёжного и безукоризненно хладнокровного. Он не был уличным мясником, который действует на эмоциях. Он был стратегом — мастером манипуляций, человеком, который умел видеть больше, чем другие, и извлекать выгоду из любой, даже самой хаотичной ситуации.

Он говорил тихо, редко повышал голос, предпочитал холодные расчёты и тонкие психологические игры вместо грубой силы. Его неспешная, выверенная манера поведения вызывала уважение даже у тех, кто боялся смотреть ему в глаза. В нём не видели безумца. В нём видели механизм — бездушный, идеальный, лишённый ненужных эмоций.

Омар был искусен в умении читать людей. Он замечал едва уловимые дрожания рук, сбои в интонациях, случайные жесты — и безжалостно использовал эти слабости. Его власть была незаметной, почти невесомой, но оттого только страшнее.

Он играл в безумие, как в шахматы: знал, когда позволить себе дрожь в голосе, когда — внезапный всплеск странности, а когда — идеальное спокойствие. Он умел контролировать свои расщепления, точно знал, где заканчивается маска, а где начинается истинное лицо.

“Безумие, скрытое за очками и утренним кофе, — куда страшнее крика в подвале,” — однажды сказал о нём человек, которому Омар позволил остаться в живых.

Для Омара именно эта кажущаяся «нормальность» была самым мощным оружием. Он прятал вежливую улыбку, затаивал под ней свои настоящие инстинкты и выпускал их наружу лишь тогда, когда наступал нужный час. Его темная суть всегда оставалась рядом, под кожей, но лишь он решал, когда показать её миру.

Глава X. Почему он всё ещё на свободе

Полиция знала об Омара Родригезе. Но они не могли его поймать. Вся система правосудия, которая пыталась настичь его, сталкивалась с невидимой преградой. Каждый раз, когда полиция накапливала достаточно улик или свидетельств, всё таинственным образом исчезало. Свидетели, которые что-то знали, исчезали в самых неожиданных обстоятельствах. Иногда их находили мёртвыми при странных и таинственных обстоятельствах, иногда они теряли рассудок. Их рассказы становились бессвязными, а версию о том, что они видели нечто сверхъестественное, врачи считали паранойей или галлюцинациями. Но для всех было очевидно: нечто страшное происходило, но это было невозможно объяснить.

Те, кто пытались разоблачить Омара, сдавились. Они начали снимать свои обвинения, ссылаясь на “внутренние проблемы”, на давление сверху или просто на странные совпадения, которые не вмещались в рациональное объяснение. Они начинали верить, что случайно стали частью чего-то гораздо большего и более опасного, чем просто дело о преступнике. Омар стал городской легендой. Его имя стало синонимом к проклятию, чему способствовал и сам характер его преступлений. Дело о нем, известное в городе как El Espejo (“Зеркало”), обросло мифами и слухами. Горожане шептали о нём, боясь даже произнести его имя вслух.

Его дом был идеальной маскировкой. Он был тщательно продуман. Его не раз обыскивали, но всё оставалось без изменений. Зеркала, которые висели в каждой комнате, не оставляли никаких следов. Везде был порядок, без малейших признаков беспорядка. От обысков не оставалось ни одного следа, ни одной капли крови, ни одной зацепки. Везде, где не было зеркала, стояли книги. Тетради с размышлениями о философии личности, которые могли бы по-настоящему запутать любого, кто попытается понять его внутренний мир. Но в них не было ничего простого — это были тексты, которые стремились стереть всё человеческое, всё индивидуальное, всё “я”. Но на самом деле его дом был лабиринтом, частью, в которой действовали скрытые механизмы, тайные знаки и коды для Наэро.

Аромат ладана наполнял пространство. Это был символ того, что его мир был чист, что он не оставляет следов. Всё было выполнено с такой безупречной чистотой и вниманием к деталям, что ни один следователь, даже имея все ресурсы, не мог найти доказательства его вины. Это было как противостояние с невидимой силой — Омар не оставлял за собой следов, потому что каждый его шаг был запланирован и защищён.

Много раз на этот вопрос пытались ответить те, кто знал его лично, но каждый раз они приходили к одному выводу: ни полиция, ни психиатрия не могли противостоять такому уровню контроля и манипуляции. Омар был тем, кто понимал, как устроен мир, и знал, как управлять всеми его механиками, будь то следствие, эмоции людей или даже реальность.

Внутренний конфликт Омара Родригеза

Омар сидел в полутёмной комнате, уставившись в пол. Вены на висках пульсировали. В голове — рваное эхо чужих шагов. Тишина снова начала говорить.

Наэро:

«Ты слаб. Они видят тебя насквозь. Ты думаешь, что смог спрятаться? Ты смешон.»

Омар:

(шепчет себе под нос)

— Я контролирую это. Я. Не ты.

Наэро:

«Контролируешь? Ты всего лишь гниль на поверхности. Всё настоящее — под кожей. Под зеркалами. В трещинах. И я там.»

Омар сцепил руки в замок, ногти вонзились в ладони.

Омар:

— Я тебя создал. Ты — ошибка. Ты — необходимость, а не господин.

Наэро:

«Ошибку не кормят каждую ночь. Ты молишься мне перед сном, даже когда не замечаешь. Каждый твой взгляд в зеркало — мой триумф.»

В горле у Омара пересохло. Его дыхание стало коротким.

Омар:

— Я… Я выбрал тебя, чтобы выжить. Только для этого.

Наэро:

«Нет. Ты выбрал меня, чтобы умереть. Ты боишься свободы. Настоящей свободы. Ты хочешь, чтобы кто-то вёл тебя через мрак. И этим кем-то стал я.»

Он закрыл глаза, пытаясь заглушить голос, но Наэро уже разгуливал по лабиринтам его сознания, царапая стены когтями.

Наэро:

«Сними маску. Позволь мне. Дай мне руки. Дай мне ноги. Дай мне кожу.»

Омар:

(почти всхлипывая)

— Это моё тело. Моё.

Наэро:

«Твоё? Тогда почему дрожат твои пальцы? Почему тебе хочется плакать, если ты хозяин? Дай мне вести. Я знаю путь. Я знаю, кого нужно исправить.»

Омар тяжело дышал, дрожащими руками терзая край рубашки. Стена перед ним плыла. Реальность проседала.

Омар:

(сквозь зубы)

— Только через меня. Только… с моего позволения.

Наэро:

«Как скажешь. Позволь. Прошу тебя. Только раз. Один короткий вдох — и я освобожу нас обоих.»

OOC:

Spoiler

Discord - vladoxadance
Steam - https://steamcommunity.com/id/tserneev/

[disc-m]

Декстер, дездемона, лектор в одном флаконе. Я понял, что ты хотел написать, но усидеть на всех стульях не получилось - отпиши в ДС, помогу чем смогу.

[A9518437927]

привет. разбор квенты совместно с @Dimoma

Написано довольно красиво, интересно почитать. Но, честно говоря, это не квента, лишь набор клише и подробного описания медицинской терминологии. Все содержание включает лишь описание болезней и их дальнейшую прогрессию, поведение ГГ. Полное отсутствие таких базовых моменты, как образование, социализация ГГ и взаимодействие его с другими людьми; отсутствие развития личности, внутренней морали и т.д

Многие важные моменты остались за кадром. А некоторые обладают невероятным уровнем клише и абсолютной нелогичности. Подробнее:

• Людей с такими диагнозами и с их дальнейшей прогрессии в обществе не держат. Их отправляют в психбольницы. Как ГГ избежал такой участи? - Непонятно.

• Как он попал в банду? - Как вообще он пошел на криминальный путь, что его сподвигло на это решение?

• Клише про психиатров, которые не могли с ним работать. Это чушь, ведь эти люди с высшим медицинским образованием, которые имеют определенные инструкции. Если пациент “за гранью” - его против воли запирают опять же в психбольницы. И опять же ГГ этого избегает. Как?

• Клише про неуловимого психопата и одновременно отличного консультанта по поведенческой психологии. Невозможность полиции противодействовать ему. Потерянные улики, мертвые и потерявшие рассудок свидетели. Короче полный фарс клише, который лично меня пробил на тяжелый вздох.

---

Если подводить итог, то это не квента. Кроме прогрессии заболеваний ГГ и клише - ничего по факту и нет. Никакой истории самого ГГ я не увидел.

Отклонено. Переработанная версия через неделю.