Анна Де Лафайетт - Отстраненная тень | Игра запрещенной роли

[Dogge]

Преамбула:

1. Имя персонажа - Анна Де Лафайетт

2. Возраст - 26 лет

3. Актуальный психологический портрет: Шизоидно-травматическая структура. Сниженная эмоциональная открытость, маниакальное поведение, фиксация на деталях. Личность слоистая, разорванная. В страхе может потерять контроль, или забиться в себя. Осторожна до патологического уровня, импульсивна, эмоционально выжженная. Может действовать расчетливо, если чувствует угрозу. Она способна распознать в людях боль, а также понимать насколько они преданы. В своей же мере она очень ранима. Любой упрек для неё словно петля на шее, затягивающаяся от обиды той. Внутренний конфликт внутри неё, часто приводит к неуверенности в своих действиях, которую та скрывает.

4. Наигранное время - около 2000 часов

5. Discord - dogge6326

________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

* Текст построен на принципах резких переходов, внутренней сцепки и дефрагментации, намеренно лишенные логики и линейности главы никак не повлияют на доступность для читателя. В процессе вы столкнетесь с именем ключевого персонажа, обозначение - ??. Раскрытие будет проходить постепенно, по мере трещины разума.

Глава 0 - Истоки

Род Лафайетт берет свое начало с XVI века. Во время событий столетней войны, обычный солдат Гийом Де Лафайетт, сражавшийся на стороне французской армии, получил в награду за службу титул мелкого дворянина, а также и небольшой участок земли на севере Франции, в Нормандии. Мелкое поместье с небольшой деревенькой и виноградником, стали основой для хоть и мелкого, но все же процветания рода. Почти каждое поколение сталкивалось с различными трудностями, а в особенности с войнами на той территории, начиная от Англо-французских конфликтов, доходя до религиозного раскола в самой стране. Из-за этого всего по большей части поместье пребывало в стагнации, не развиваясь далее, все меньше удерживая власть на своих территориях. Конец титулу пришел во время революции во Франции в XVIII веке, дойдя изначально до проблем с территориями, до полной утери тех вместе с титулом с принятием декрета о ликвидации дворянских привилегий и конфискации земель. Так, некогда вполне значащий что-то род в французской действительности, потерял все и вынужден был мигрировать южнее, в сердце Франции, в Париж.

Глава I - Фальшивый уют

В забытом богом, урбанизированном пригороде столицы - в сером Сен-Дени, родилась девочка в девяносто девятом году, в марте, под глухой, режущий звук электричек и влажный, яркий свет уличных фонарей после ливня. Семья была примитивной - портниха, Маргарет Беннет по девичьей фамилии, и будучи англичанкой по происхождению, с измученными руками, и мелкого предпринимателя, державший забегаловку с потускневшей со временем вывеской, где кофе был пропитан больше ненавистью, чем бодростью. В помещение царил полумрак, а посетители представляли из себя неряшливых людей с пустыми карманами, от того никакой выручки. Унаследовал же он не только кафе, но и титул сгинувшей революции. После ее рождения счастье в семье наступило, но, оно было тихим, странным. Отец на время бросил свою деятельность, стал уделять больше времени маленькой Лафайетт, но его разговоры были влажными, местами непонятными. С первых дней ее рождение оказалось не случайным, словно ее ждали, но для чего - непонятно. Жили они в старом, с облупленными стенами, многоквартирном доме, на четвертом этаже. Потолок в коридоре был низким. Обои отслаивались, и Анна часто разглядывала, как под ними виднелись пятна плесени. Анна росла в гиперболизированной заботе, не оставаясь одной ни на минуту. Ее жизнь была максимально стерильной, обтянутой в мягкие, плавные узлы; Каждый шаг, эмоция, подлежали анализу со стороны двух опекунов, хотя, по большей части внимания уделяла больше мать. Игрушки подбирались с осторожностью, просмотр телевизора контролировался, боясь навредить психическому фундаменту маленького, еще неокрепшего ребенка во всей системе. Она и есть фарфоровое изваяние, которое нельзя трогать. В дальнейшем, это отразилось на ее жизни. Она не могла быть одной, тишина стала страхом, но и находиться рядом с обществом ей было неприятно. Она замыкалась в жестах, мимике людей, боясь сказать лишнее слово. Что еще можно взять от маленького ребенка, жизнь которого под полноценным наблюдением с кучей ограничений, еще с малых лет.

Глава II - Гнилой квартал

В школу она пошла, как и все в возрасте 6-ти лет. Её предвкушения об школе строились из ностальгических рассказов родителей, восхищающихся своими школьными годами, из-за чего Анна ждала подобного, ждала море друзей и лишь хорошие чувства от школы. Ожидание школы шло с нетерпением и неким волнением, школьная форма и её рюкзачок лишь усиливали волнение. И вот, первый день в школе. Мама привела её прямо к воротам все же не заходя с дочерью, дабы не дать ложное представление каждодневной близость той в школе. Тёплые рассказы родителей о школьных днях врезались в её память. Она представляла солнце, тетради с наклейками и друзей, смеющихся в классе. Но с первым шагом в здание её встретил серый, прокуренный коридор и запах перекиси от старого медпункта. Мир оказался не тёплым, а сырым и чуждым.

Встретив своих одноклассников, при попытках общения в незнакомом коллективе, та столкнулась с явными трудностями. Дети были будто бы другими нежели в садике, все неожиданно для той были не столь дружелюбными, как она представляла её мир добра начал ломаться с первых дней в школе. Она столкнулась с непониманием со стороны сверстников из-за своей наивности и искренности перед всеми. Прямо перед походом в школу у той выпал молочный зуб, из-за чего она шепелявила, что очень отталкивало детей. С кем бы она не пыталась говорить, в ответ она лишь получала усмешки в свою сторону или молчание. Дети разбились на мелкие группы, в которые Анна не попала. Лишь несколько человек удосужились хотя бы поинтересоваться именем той, но не более. Так прошел первый день, череда разочарований и не более для неё, но она пыталась держать себя в руках, считая, что те обратят внимание на неё позже.

С каждым днём её ожидания рушились: Анна осознавала, что не всем нравится её общительность и искренность, которые она принимала за дружелюбие. Она столкнулась с непониманием из-за своей наивности и склонности задавать много вопросов, а однажды услышала от девочки из класса, что «она странная и зануда». Эти слова врезались ей в память, впервые подарив ей чувство отверженности. Так шли недели, месяцы. Нормального общения она так и не получила, лишь обзаведясь глупым прозвищем “Мисс блокнот” из-за массивного блокнота, что та таскала вечно с собой, зарисовывая в него школьные коридоры, вид за окном или других учеников. Её блокнот был везде с ней, в нем она считай хранила всю свою жизнь и воспоминания. Почти для каждого в классе, стало обязательным поиздеваться над той из-за её любви к рисункам. Анна же некоторое время пыталась как то словесно защитить себя, но спустя пару месяцев обучения прекратила, молча выслушивая упрёки в свою сторону и накапливая те в себе, стараясь в большей мере сосредотачиваться на учебе. Что в общем то и получалось, успехи в учебе у неё вполне были и она даже пыталась делиться теми с родителями, получая удовольствие от их одобрения. Хоть и надежды её были сломлены, она же сама держала себя в руках, пытаясь не разочаровывать родных подобными новостями. Так прошли четыре года начальной школы, четыре года недопонимания и насмешек со стороны сверстников из-за закрепившихся шуток про Анну, в особенности от детей из менее благополучных семей. Девочка слышала постоянные шептания вокруг себя, ловя косые взгляды и непонимание со стороны сверстников. Такое отношение к ней продолжалось длительное время, пока семья Анны не была вынуждена переехать из Франции. Отец девочки постепенно терял прибыль с каждым годом, пока не был вынужден продать свой бизнес почти за бесценок. Семья в то время долго думала, что делать и как дальше жить, постепенно прожигая скромные накопления оставшиеся после бизнеса. Тогда мама семьи, предложила отцу переехать к её родственникам, ныне проживающим в США, ввиду достаточно благоприятных условий там.

Глава III - Кукла в камере хранения

Пройдя через ускоренный процесс получения грин-карты, спустя полгода после случившегося, Анна оставила злополучную школу и тех мерзких циничных детей, что встретила там, переехав с родными в Штаты в возрасте 10-ти лет. Анна воспринимала переезд как “новый шанс” - она верила, что рассказы родителей о жизни и о школе будут не столь лживыми, и в них имеется доля правды. Сам переезд оказался туманной лентой, холодные терминалы, чужие, бесцветные голоса. И та уже не прощалась с домом со скорбью, лишь с пустым равнодушием. “А что если все это сон, и я очнусь в сырой, мерзко пахнущей гнилью кроватке, где обои пахнут гадким клеем и страхом?” Но, сон не заканчивался, он шел дальше, словно был заевшей пластинкой в проигрывателе. Оказавшись после терминала в доме родных её мамы, она вновь попала почти в те же условия, тот же старый дом, те же гнилые стены, те же дома с пустыми окнами, будто выколотыми глазами. Все что оставалось от дома лишь тишина и уныние. Не та, что уютная, теплая, скорее с давящей и нагнетающей атмосферой. Ей выделили комнату, та была столь же неуютной, что и весь дом. В комнате был мелкий диван бывший для той кроватью, шаткий стол в углу комнаты с парой мелких ящичков, стал для неё хранилищем рисунков и жизни в общем. Несмотря на мелкий диванчик, она сидела на скрипучем, деревянном полу, водя по щелям пальчиком, шепча в те “Был ли здесь кто-то до меня?, мысли об этом не давали покоя, даже неокрепшему разуму. Они всегда знают, храня в себе тайны всех тех, кто однажды побывал тут.

Дабы вновь не оказаться в той же ситуации, что и в Франции, Анна решила не быть вновь грушей для своего класса, не быть смешной, глупой, наивной. Она не задавала вопросов. Не говорила первой. Не смотрела в глаза. Отчасти это помогло, она стала тенью в классе, не нужной никому тенью. Хоть и в первое время к ней подходили некоторые одноклассники и как-то пытались интересоваться ей, она лишь отмалчивалась или бросала не длинные фразы, не пытаясь раскрыться перед кем-то. Её страсть к рисованию не исчезла, новые люди - новые рисунки. Все изменилось постепенно. Исчезли цвета, зелень стало серой, небо было темным. Медленно стали пропадать лица, а дети на рисунках были без черт, одни контуры и разрисованные лица хаотичные движениями карандаша. Все обесценилось, все ее проблемы были в рисунках, глазах, туманных лицах, и их стало больше. Мир обернулся спиной, сама Лафайетт забилась в одиночество, погружаясь в подростковую депрессию. Иногда, глядя на собственные рисунки она видела изменения в тех, хоть они и выглядели жутко, они будто были живыми, даже размытые глаза людей будто моргали ей в ответ. Даже для неё самой рисунки казались жуткими, она боялась их, начинала верить в то что рисует, даже не спала некоторое время, считая, что те придут за ней. От одиночества все чаще обращалась к бумаге, как к нечто живому. С каждым взмахом карандаша линии стали тускнеть, а жизнь превратилась в бесконечный цикл абстрактных рисунков. Когда весь мир становился тусклым и чужим, только бумага отвечала ей. Постепенно с таким образом жизни она скатилась в апатию, стала меньше рисовать без особой творческой нагрузки, начала забивать на учебу, пропускала “ненужные” для неё занятия. Она все еще рисовала, но все реже для себя. Теперь для неё рисунки были лишь способом не распадаться, не лишиться рассудка. Дни были рутиной, каждый новый день одно и то же; Школа, чужие люди, чужая речь, одинаковые фразы и разговоры. Новая школа не принесла ничего “нового”, хоть над ней и не издевались более, она также была ненужной. Первое время одиночество несло тяготы, спасением были лишь старые рисунки в блокноте, когда все было “хорошо”, когда она чувствовала важность себя. Но после, боль стала привычкой, одиночество постепенно поглотило её, сделав её сердце еще более недоступным и закрытым для кого либо. Наконец наступило, спокойствие?..

Спокойствием, то не было. Лишь притупление боли, чувств. Будто кто-то закрыл глаза, вёл за руку по одному и тому же пути, те же мысли, дни, чувства. Каждый день. Она уже утратила какие либо ожидания от школы, перестав даже мыслить об поиске друзей в той, а также и об каких либо мечтах связанных с этим. Каждый день для неё был одинаков: проснуться, одеться, пойти в школу, закрыться. Она нашла интерес в наблюдении за другими, постепенно научилась понимать людей по выражению лица, по их мимике и интонации. Когда кто-то врёт, когда кто-то бояться, когда кто-то любит, она все это понимала, смотря на свой класс. Наблюдением помогло ей заглушить свои позывы, рисунки хоть и были редкими, но будто говорили с ней, хотели чтобы она прекратила “терпеть” такое отношение к себе. Они не звали её к изменениям, а учили её быть хищником среди подобных ей. Дабы не стать жертвой, не быть обузой вновь. Наблюдением позволило постепенно вписаться в коллектив, дало знания, когда нужно молчать, а когда давить на больное. Иногда в ответ, иногда просто так, дабы остальные не видели в ней белую овечку, а считались с ней как с волком в шкуре овцы. Она не считала это жестокостью или чем-то подобным, для неё это был путь к выживанию. Выживанию с пустотой в душе. Она более не пыталась быть “нормальной”. Зачем ей это? Зачем эта фальшивая улыбка и пустые, мертвые глаза. Зачем быть хорошей, если это не спасёт? Чтение стало её хобби в свободное время, читала она не простую литературу, а книги по психологии, криминалистике и различные криминальные очерки. Данные книги дали ей понимание, в жизни спасает не доброта или мечта, только хладнокровие и расчет. Редкие рисунки становились все абстрактнее, лица людей заменились схематичными масками, группы людей теперь имели распределения, те кто по её мнению были сильнее часто возвышались над слабыми. С наблюдением она часто совмещала изучение мира, распределение тех кто манипулирует и управляет над теми кто подчиняется.

К старшей школе она уже была другой, умной, едкой, но осторожной. Она видела, знала как другие подростки сидят на травке или прочих наркотиках, знала, кто пьёт, кто курит, кто ссориться с кем-то, кто кого любит в ссоре с кем либо. Она не была “частью” класса, но и не была изгоем, скорее была призраком, которого не замечают, пока она этого не захочет. Изредка она все же встревала в разговоры своими словами, отыгрываясь на чувствах и проблемах других. Полиция начала привлекать её не сразу. Сначала были документалки о преступлениях, потом - открытые судебные дела. Она смотрела, как разваливаются жизни, как убийства случаются из ревности, отчаяния или ради денег. Всё это - логика боли, цепочка причин. Изучая подобные материалы, она пыталась понять, почему люди так делают, как это происходит и когда они ломаются. В столь холодном анализе она находила, нечто близкое, то что имело смысл. Она воспринимала полицейский значок, как оберег, нежели как символ справедливости и стабильности. Тот был как “метка силы” которую бы никто не посмел отобрать, не мог забрать. Она видела перспективы, видела возможность обрести не только “голос”, но и власть. Она закончила школу в восемнадцать. Все пошло не по графику, жизнь немного сдвинулась - без слез, без облегчения, словно закончился монотонный, длинный разговор. Последний день после сдачи экзаменов пролетел незаметно, класс готовился к выпускному, выбор платьев, сбор денег на зал. Родители даже не интересовались ее последним днем, в тот день им было не до этого.

На последнем школьном фото она получилась в темной одежде, с искривленным ртом нежели улыбкой, которая отражала небытие ее души. Школа осталась позади, как сожженный пергамент. Детство вытекло в окно, и теперь она сидела в комнате без времени, без смысла. Итак перед ней открылся путь в сторону становления новой личностью, в сторону изменения себя. С самого детства она стремилась туда, где позволено действовать от имени закона, вершить судьбы людей одним своим словом. А шаг может изменить ход жизни. Путь был изначально не доступным для неё в связи её возраста. Официальные пороги были закрыты - возраст, формальности и правила зачисления. Ей оставалось только ждать. Каждый шаг домой убивал надежду в ней, а по приходу домой, та глядела в потолок, давая времени стекать по стенкам собственного разума, притупляя тот. После отказа в ней что-то осело. Мягко поникло, уложившись как стебель, сломанный от слепого ветра. Блеск, который ежедневно присутствовал в ее глазах, исчез, оставив за собой душевную рану. Слезы были бы проявлением жизни, но и их не было, только тишина. Единственный путь остался закрытым, он рухнул как старая башня, оставив за собой пыль и руины. Уставившись в одну точку, ожидая того, что все пролетит за день, и она получит ответ от пространства которое окружало ее в тот момент "Ты нам нужна’. Тишина.

Она перестала следить за своим голосом, поведением. Еда стало безвкусной. Она явно раздражала ее. Вся эта тяжелая реальность - вкус гнили во рту. Мозг медленно, уверенно вползал в вязкую, как ночной кошмар, депрессию. Боль ощущается, она и была роскошью, куда лучше чем ничего. Родители не смогли ничего поделать, лишняя гиперболизированная опека своего единственного дитя, стала катализатором ее психологического уныния. Каждый шаг под контролем, а глаза - прожектор, прожигающий ее тело. Взрослая, а внутри все еще, ребенок с детским мышлением, дрожащими ручками, но подавленным чувством изнутри. Это страшнее.

Она пыталась выйти на свет, но вновь была отвергнутой. В ней была пропитана ломкость, но ее не хотели видеть. Улыбка, приоткрытая дверь для тех, кого та ждала днями. Лишь холод. Вытянув руки - в ответ тишина, боль, от которой хотелось замкнуться в себе. Так все и произошло.

Чужая, утонувшая в своих мыслях, Лафайетт все чаще слышала мысли из ниоткуда, что она никому не нужна и ее не должно быть впринципе. Приходилось отвлекать себя тем же рисованием, уже спустя многие годы, чтобы не сойти с ума. Что-то держать в руках, вышивать, вычеркивать, рвать, сжигать. Руки сами тянутся к бумаге. Настойчиво. День за днем, возвращаясь к тому, что хоть как-то возобновляет ее разум. Уродливые строчки, мысли в слух, все стало обыденным. Текст стал острее, и она была все еще здесь, не отходя от реальности, уж точно не докатится до уровня ??; Возможно.

Каждый день исцелял ее, медленно. Ее руки стали меньше летать по листу, выводя четкие границы, делая небо светлее. Она начала стирать с себя пыль, выходя на свет. Она плыла по течению и оказалась на берегу к становлению.

В промежутке этого, прошло значительное время, и обязательные условия зачисления были выполнены. Какой-то парадокс, скорее всего намерения; Франкла. Ты добиваешься сильнее, но меньше вероятность успеха. И лишь отпустив - все становится проще. Ты наблюдатель, не стоит давить и все легче. Достигнув необходимых условий для поступления, она собралась со своими трудными мыслями и чувствами и все же вновь подала заявку в полицию. И это у неё даже удалось. На удивление её самой. Приезд был без иллюзий, очевидное местечко с очередными людьми в ее, наполненной однотонными красками, жизни. Люди были разговорчивыми, теплыми, но с теми же подозрениями на ту, что и ранее. Она не раскрывалась, она боялась сделать шаг, но все-же осмелилась выйти на контакт, когда инициатором стали ее коллеги по академии. Кто же знал, что кто-то впервые протянет кружку с горячим кофе, сложив руку на ее хрупком плечике, со словами - “Как тебе здесь?”. Все звучало так, словно жизнь начинает налаживаться; До первой встречи с ??.

Дни, на удивление ее самой, проходили более красочно. Она стала выбираться из той ямы, в которую попала после неудачного поступления.

Глава IV - Отрывки разума

Хватило пары дней, чтоб раствориться в толпе и стать похожей на остальных. Время тянулось медленно, но останавливаться даже не думало. Вечерком стояла в комнате, глядела в тусклые окна, а внутри перематывала страх и желание исчезнуть. Рядом была жизнь, живые голоса и ?? смех. Впервые за долгое время все стало настоящим. Настоящее резало больше, и сильнее любых воспоминаний, все казалось слишком добрым… близким? Можно позабыть те дни, что ранее впивались в кожу как иглы, с острой болью нанося удары по той - опека родителей. Она стала свободной, оковы цепи спали с нее. Стоило улыбнуться небу, и оно вновь стало серым, явный парадокс. Сжав пальцами стакан, с холодным спокойствием в глазах поприветствуй коллег, и выйди на утренний сбор. Она не заметила, как пролетели первые месяца, и все подошло к концу. Анну отправили в мелкий городишко неподалёку от Детройта, на одну из центральных станций Нью-Ривера, в Ривер-Грайте, как медалистку своей академии. Дав той иллюзию некого выбора, на деле особо не влиявшую ни на что. Итак она оказалась на стажировке в центральном районе небольшого городка с населением около трехста тысяч. Её служба была вполне нормальной, она даже кое как влилась в коллектив, хоть и оставалась для всех достаточно странной и даже в какой-то мере агрессивной. На смену она всегда таскала с собой солнцезащитные очки, дабы скрыть свой взгляд, заостряющий внимание на различных деталях каждого, что было достаточно неприятно для окружающих, а в особенности для собеседников. Она все также таскала свой блокнот с собой изредка записывая в тот что либо, все также любила подмечать слабости и недостатки других, видеть то, чего не видят другие. Её едкие фразочки и эти очки для “образа” делали её хоть и странной, но очень отличающийся от других стажеров.

Стажировка пролетела столь же не заметно. как и академия. Анна в общем слабо чувствовала течение времени, для неё оно было разным каждый раз, то невыносимо долго тянулось, то проходило словно миг. Из-за её общей странности и некой отчужденности от всех, она предпочитала быть одной. Почти всегда. Патруль - она одна, работа на оцеплении криминальных сцен - она стоит в сторонке от всех, лишь наблюдая за работой детективов и криминалистов, будучи как они, подмечая то, чего простые патрульные не видят. Её ранее пристрастие знать то чего не видят другие, то об чем другие даже не задумываются вновь вернуло её в детство. В интерес к криминалистике и различной литературе по работам различных убийц и прочих криминальных элементов. С детства она так и не смогла разгадать в чем же секрет этого всего, почему они это делают, почему скатываются в такую жизнь и когда они ломаются и совершают подобное. Итак её работа скатывалась в рутину, даже частично вновь в наблюдение, хоть она и оставалась патрульной. Каждый день было одно и то же, работа - дом - тлен. Получив власть об которой она так долго думала и даже мечтала, она вновь чувствовала пустоту? Ей нужно было больше? Так шли дни, недели, месяцы. Месяцы в ожидании чего-то, в надежде на изменения к которым она в общем то и не стремилась. Она видела, как остальные, те кто были с ней на стажировке ранее, те кто были даже в академии уже стали “кем-то” поднялись, нашли знакомых, стали иными личностями. Мысли о том были тревожным зноем в её голове: Почему же так? Что я делаю не так? Почему меня все еще не видят?

Многие философы и стратеги, от Сунь-Цзы до современных мыслителей по типу Деминга, Друкера и других, утверждают: глубокий анализ - основа успеха. Лафайетт прекрасно усвоила эту истину. Анализировать всё - единственный способ понять, как достичь цели. И вот, анализируя себя, она осознала: люди общаются, меняются, а она остается одна. Причина ясна - без базовой социализации в коллективе ничего не выйдет. Тогда Анна начала методично строить свое место среди коллег. Сначала были наигранные улыбки и короткие приветствия в коридорах. Потом неловкие посиделки в кафетерии, скупые рассказы о себе без лишних деталей, умение промолчать в нужный момент, затем бар после смены, редкие встречи вне работы.

Все это она делала расчетливо: получить выгоду, обрести имя и статус. Каждый шаг, каждая фраза - холодный анализ чужих эмоций и подстройка под них. Так она обрела неких “друзей”, но главное, она обрела имя, узнаваемость. Пару лет такой жизни и заимела репутацию “холодной суки”, многие все же не верили в её эмоции и слова, что та говорила всем. А потом, патруль, который изменил всё. Мужчина. Всё случилось в той самой ситуации, где правила больше не работали. Он был на грани - срывался, кричал, будто весь его мир рушился прямо на глазах. Она тогда не понимала, что именно её зацепило, но в его взгляде было что-то знакомое. Та же глухая пустота, что часто отражалась в её собственных глазах. Может, дрожь в его теле - не страх, а одиночество, обнаженное до боли. Она почти не говорила, просто отвезла его в участок, помогла по службе, и ушла. Он вернулся сам, позже. Их отношения начались как-то неуверенно, скомкано, будто оба пытались ухватиться друг за друга в попытке не утонуть. Им обоим не хватало доверия, но ещё больше - не хватало кого-то рядом. Вместо спасения их постепенно засасывало в пучину. Когда она поняла, что беременна, он уже начал исчезать. Тихо, по частям, как дым. Без ссор, без громких слов - просто ушёл. Растворился, будто его никогда и не было. Она не плакала. Лишь стояла у зеркала, долго, без движения, понимая, что в глубине души знала об этом с самого начала. Девочку она назвала Лилиан, кратко Лили. И впервые с её появлением в доме что-то внутри притихло. Словно тот голос, что столько лет шептал ей изнутри, на время затих, уступив место чему-то другому: ответственности, долгу. Ей было трудно быть нежной, она не умела. Но она была - рядом. Сдержанная, собранная, внимательная по-своему. Её дни превратились в чёткую последовательность: работа, Лилиан, дом, и снова по кругу. Без лишних слов, но с упрямым постоянством.

Спустя пару месяцев, она дослужилась до нужной выслуги и подала заявку в детективное бюро. Без особых рекомендаций и более лучшей репутации, что у неё, она имела очень маленькие шансы пройти. Но все же смогла. Она начала обучение в академии детективов, будучи в которой с некой легкостью обучалась материалу, который в целом-то знала и до этого, из-за своего увлечения литературой. И так спустя пару месяцев и финальные экзамены, она стала стажером детективной секции в центре, из-за чего к ней был приставлен детектив, дабы наблюдать за её работой. Ещё сам достаточно молодой детектив Эрнандес стал для неё наставником и инструктором, следил за её каждым шагом. Анна хоть и была со странностями, но было в ней то, что нравилось и остальным детективам. Чистота на рабочем месте. Её место было столь же стерильно и идеально уложено, как операционная в местной больнице, а сама Лафайетт подобного даже некое внутреннее удовольствие. Из-за того что в основе все считали, то что она не справиться с чем-то серьёзным, первые её дела были очень простыми. Пропажи стариков из дома, попросту покинувших свой дом без уведомления, или же мелкие кражи. Как раз таки одно из таких дел и стало для неё звездным часом. Кража в мелком магазинчике на окраине района юрисдикции станции. На первый взгляд стандартная мелкая кража подростками, ведь были украдены сигареты, выпивка да мелочь с кассы, а камеры были сломаны. Владелец же был будто чем-то запуган? Паренек лет двадцати, латиноамериканской внешности, рассказал, что пришел утром на работу и нашел все это, при этом рассказывал он это все нервничая, что достаточно насторожило Лафайетт, хоть её наставника это и не удивило, тот считал, что парень возможно нелегал и боится раскрыться, а также и думает, что придется платить за товар владельцу. Нервный парень, аккуратно вскрытая касса вместе с дверью и сломанные камеры двигали Анну на иную версию нежели, то об чем думали другие. Детективы там были скорей для формальности, нежели для настоящей работы. Ломаный английский парня, а также и его нервное поведение все же вели Анну к определенным мыслям. Паренька забрали на допрос. Анна долго давила его взглядом в допросной, попутно рисуя абстрактные образы в своем блокноте. И все же спустя время начала допрос, который стал её личной победой. Она сломала его. Так началась череда побед. Анна редко брала выходные. Если и брала - то тратила их на пустоту. На сон. На тишину. Иногда она просто сидела на полу с кружкой холодного кофе и смотрела в темноту, как когда-то в детстве. Казалось, будто её прошлое дышит рядом, шепчет, затаившись между мебелью, в тенях, в шорохе старых окон. Она не позволяла себе сломаться. Зная, что стоит хоть раз дать трещину - всё рухнет. И не будет, кому собирать. Она уже не верила, что можно “исцелиться”, не верила в психологов, свет, в очищение. Можно только выжить. Или стать тем, от кого выживают другие.

Начало весны, спустя годы в бюро. Холодный, мокрый, скользкий месяц. Адрес был в списке, по вызову. Заброшенный участок на краю города, которые давно никто не открывал, а дом стоял в стороне. Облезлый, словно прячется от всего мира. В промокшей тишине, окруженный чащей, на деревьях уже давно облезла кора. Отсутствие звука здесь было больной тишиной, словно что-то просачивается через разум, заходя все глубже, пока не начнет прожигать легкие, заставляя задыхаться от всей атмосферы, что ей предстояло увидеть. Вязкий, застывший дым с выходной трубы на которой уже давно лежит листва, обмазанная грязью. Скорее темной слизью. Глушь становилась немой, с каждым шагом, стоило подойти к дому, как звук шагов в доме замолкает, а птицы с воплями покидают место.

Глава V - Контакт

Именно в такой атмосфере впервые произошла встреча двух главных персонажей истории жизни одного из. Дверь уже была приоткрыта. Испуганная неожиданным приездом правоохранительных органов, та показала неаккуратный жест, от части сдержанный. Движение которого хранило баланс, пытаясь не набросить на себя лишних подозрений. Дыхание у той было учащенное, не похожее на обычного, здорового человека. Кожа бледной, она шелушилась. Раны на руках свежие, словно недавно та причиняла себе боль.

Лафайетт увидела в ней боль, нежели угрозу. Она была сдержанной, пытаясь не демонстрировать свои проблемы той. Сочувствие вызывало жалость, желание помочь, а не оставить как есть. Сесть рядом, почувствовать то, как в пугающей тишине она дышит, смотрит своими темными глазами на твою шею, словно хочет разорвать ее.

Дом был полон звуков, от скрипа пола до призрачных шагов, а распространителя здесь и не было. Казалось, девушка, предпочитающая жить в глуши. Но, всплески агрессии, в перемешку с постоянной замкнутостью отводили мысль об этом. Она поняла, что та терпела существования, не в силах высказать свои проблемы. Она сорвалась в бег и скрылась в лесу. Следом бессмысленная погоня, мимо телефонных столбов, оврагов. Стоило добежать до вышки, как послышался лязг металла, со скольжением по нему. Неизвестная оказывается на верху, явно боясь подпускать к себе недоброжелателей; По ее мнению.

• • Ты все лезешь, зачем ты здесь…? Ты не понимаешь, они ждут… и-и… жрут…? А я не хочу, чтоб меня вновь коснулись, мне страшно-о… - Оборачиваясь, проговорила ?? болезненно пустым взглядом.
• • Тогда просто сиди. Молчи. Главное - не скатись вниз, ты живое существо, порезанное временем.

Долгое молчание, а позже легкие, плавные движения. Через время жертва общества оказывается на земле. Она не чувствовала пальцев ног. Перед глазами все еще стояли образы, которые Лафайетт не могла разглядеть, лишь получая ответы о ее состояние и видениях - темные глаза повсюду, перечеркнутые лица. Уставшая девочка позволила себе идти. Анна увидела в ней что-то похожее на себя? В ней проснулся синдром “спасателя”, видя бедственное положение той, она хотела помочь ей, хотела узнать её. И так она начала посещать её, подчеркивая те же странности, что и у себя когда-то.

Глава VI - Фрагментация личности

Следующие дни прошли как в тумане. Были спокойнее, будто атмосфера стала легче, она привозила той различные вещи, пытаясь как-то помочь, видя её бедственную хижину посреди леса. Мелкие разговоры, перекидывания фразами, переписки по СМС, это привело к некоему доверию? Хрупкому, как иней в зимний день, но все же доверию. Однажды ?? оставила открытую дверь в свой дом и Анна от собственного интереса и в мыслях, что с той что-то случилось. Она вошла в дом. Он был столь же гнилым и старым, стены были хлипкие и держались неизвестно на чем, внутреннее же убранство состояло из предметов быта, но те были настолько старыми, будто их оставили там еще со времен пятидесятых. Атмосфера уныния, ужаса чувствовалась там. Осматривая дом, неожиданно послышался скрип, ?? вернулась домой. Анна не стала скрывать свое присутствие, чем немного напугала ??, хоть та в целом и поняла такую предосторожность. Вновь диалог, вновь чувство неопределенности к той, с одной стороны Анну давила жалость, с другой же, подозрение. ?? была проблемной личностью, частые проблемы с законом, которые хоть и решались из-за недостатка доказательств, но все же говорили об чем-то. Итак Анна надавила на ??, как умеет, как следовало хорошему детективу. Результатом стало нечто иное, нежели чем она ожидала. ?? открылась ей, сказала вполне правдивую информацию, о своих чувствах, проблемах, таблетках. Она видела в ней заблудшую душу, буквально себя в прошлом, ощущала тоже самое что и она, чувствовала ту же агонию, то же одиночество. Но у ?? ситуация была покуда хуже. Рядом не было абсолютно никого. Анна решилась, протянула ей руку, руку помощи, за которую ?? все же взялась. Взаимное недоверие исчезло, ныне уже все было лучше. Помощь, общение, все это выросло кратно нежели с тем что было ранее. Анна наконец нашла похожую на себя душу, ту кому нужна была помощь больше чем ей самой.

Глава VII - Лезвие под кожей

Ночь опустилась на город, как стервятник на гнилое тело. Воздух влажный, с привкусом напряжения… Обняв подушку та провалилась в тревожный сон, чувствуя, что эта ночь будет другой. Ее это не остановило. Нескольких минут хватило, чтоб той проснуться в холодном поту, потеряв из виду ??. На часах час ночи, та не забывает о недавней находке и запланированной попытке попасть на зрелище. Странное чувство заполонило её сердце, то была не пустота, оно будто налилось кровью, да так что едва работало в её груди. Убрав холодный пот со лба и собравшись, взяв с собой попутно подставные документы, отданные ей из бюро для работы под прикрытием, она выдвинулась на точку назначенную на том злополучном сайте. Обойдя пару кварталов, пошатавшись по городу она пришла на точку, в ожидании неизвестно чего. Ее встретила неизвестная личность.

Дорога была бесконечной, колеса машины скользили по мокрому, разбитому асфальту. Фонари и слеп фар встречных автомобилей предупреждал ее, о начале конца. Но, каждый конец - начало нового; Так все и будет. Навигатор проложил путь вглубь промышленного сектора. Канализации, старые, заброшенные шахты и помещения, сырость, сыпь бетона. Редко кто заезжал, заброшенный пригород. Припарковались они на обочине, пройдя в неизвестное помещение, которое дальше вело в люк у очистного комплекса. Уровень воды фиксировался, и с каждым разом она приближалась, смачивая ноги. Свет режущих ламп заполнял куски темного пространства, углы помещения, провода, обвалы. Коридор закончился круглым помещением. Гнилое сердце Детройта - схроны, где обитают все, кого называют хищниками. Насильники, маньяки, торговцы, ассортимент которых от наркотических до частей неизвестных. Девушки были трофеем, на каждой висел ценник, он был низок, но их разрывали как волки беззащитную овечку. Тьма сгущалась, постепенно заполнив все помещение. Гниль, страх, кровь, все забродило и стухло как дешевое, самопальное пойло. Среди пятен света, тело разлетелось на куски, оставив после себя лужу крови и гору мяса; Итак еще, еще и еще…

Глава VIII - Нестабильность

Она издавала звуки, и все казалось иллюзией, словно все вот-вот закончится. Мерзкая, пронзительная, но иллюзия. Кровь запекалась и проливалась вновь, а крысы лопались от набитых желудков.

Схватившись за голову, реальность рвалась, словно она уже была надорвана и ей оставалось немного. Все гнулось, включая пространства, а маски людей становились будто настоящими, напоминающие ее детские рисунки. Над поверхностью, где-то за несколько миль крутились карусели, и голос, медленно приближающийся к ней, размыто и звонко повторял - “Вернись… доверься… будь с нами…”; В ней поднималась рвота. Разные голоса, твердящие одно и тоже, но каждый напоминал ее немногочисленных близких. Все рухнуло внутри, когда в далеке мелькает знакомый силуэт, с похожим тоном голоса и почерневшим лицом, мешки под глазами которого напоминали ??. Искривленные в мерзком наслаждение “наблюдатели”, довольствовались каждым взмахом лезвия незнакомой личности, напоминающую ??. Она не могла кричать, внутри все перегорело, и все, что ранее жило в ней - покинуло; Итак она очнулась, продолжая глядеть на тушку. Все это было в ее голове.

А потом тишина. Все, что очищала на ее душе налет пепла. Она стояла, едва пятясь, застывая в каше из тушек, и истошных криков. ?? смотрела, решая не убегать, не прятаться. Остаться смотреть, попытаться все изменить и внушить той безвыходность ситуации, спрятав в ладони лезвие. Ничего не вышло. Холодное лезвие касается щеки, но ?? не решается атаковать. Приложив его, обозначая границу, которую явно не стоит пересекать, та, словно беззвучно, прошептала - “Я вытащу тебя, и-и… я все еще-…” Мост, который выстраивала из кусочков надежды моментально разрушился после одной ночи, которую Лафайетт будет помнить еще долго. Все же, она не смогла ее отпустить. Страдания, одиночество, которое они вместе проходили засело в ее голове, и разглядеть в ней что-то помимо невинной, брошенной общество. Гнев прошел, оставив сломанную привязанность.

Глава IX - Аутоагрессия

Ночь, все врезается в память. Хрусты, стоны, насилие, мерзкое чавканье. “Я хочу все оставить, но не смогу оставить ее” - прокручивала в голове одну и ту же фразу. Сидя в комнатке, забившись в углу и перелистывая совместные записи в дневнике, которые напоминали ей о том человеке, которого она лишилась за ночь, но все еще не могла отпустить. Сомнения нахлынули на девушку, оставив ее наедине со страхом. И нет, это не страх стать очередной жертвой, это страх разрушить жизнь обоих, страх жить в одном доме с “ЭШ”, личность которое частенько встревало в разговорах между двумя, все больше давая понять той о ее проблемах с личностями. Любовь - раковая опухоль, которая рушит тебя, но ты не можешь просто так ее удалить. Она может исчезнуть, а вырезав, она разрастается еще больше, оставляя после себя кучу воспоминаний. Первый порез, оставив на ее руке алую полоску, сливая на пол еще несколько капель, пока та не зажала руку от боли. Причинив себе боль, последняя капля, которая держала реальность - скатилась вниз. Дернувшись, она открыла вход внутрь себя. Безумная пустота, которая хранилась множество лет, наконец пробудилась. Из зеркала доносились голоса. А из труб шел шепот, который явно влиял на ее стабильность; Ее уже нет.

Мысли, дальше действия. Запертые двери для чужих, и лишь приоткрытая для ??.

В ту же ночь дверь приоткрывается, на пороге в темную часть рассвета - появляется ??. Бледная, вымокшая, словно прошла через ливень. В глазах пустота и явное замешательство, после душераздирающий вопросов от той. Она была другой, отрешенной, как в первые дни встречи с той. И лишь единственный вопрос, на которой она получила положительный ответ - “Ты знаешь меня…?”, прозвучал из уст Лафайетт. Сжав край порога, она боялась сделать шаг. До осколков души знакомая девушка - Вексли, которая несколько часов назад резала чужие крики. Пустая страница, которую вырвали и сожгли за одну ночь, оставив тоску, ужас и любовь между обоими. Лишь один страх - исчезнет вновь, или останется прежней.

?? - Вексли…

[strashilka]

Лидеры DPD пересмотрели решение относительно запрещенной роли и не дают добро на игру в детективном бюро подобного рода персонажей.

Сама по себе квента достаточно “водянистая” и имеет множество ненужных речевых оборотов, которые вроде должны красить квенту, но по итогу только затрудняют ее прочтение и превращают в достаточно “тягостный” материал на форуме в плохом смысле слова. За более подробным разъяснением причин отказа можешь обратиться ко мне в ЛС. Есть и другие причины по отказу.

Отклонено

[KAGIRA]

Я осознаю, что это художественный прием и это прикольно, но ужас как тяжко читать. Очень много акцентов на деталях, избыточная художественность.
И да, твой персонаж располагает к этому, ведь ты ранее говорил про это, но все же.

Динамика низкая, все так постепенно и постепенно раскрывается. Прям смакуешь каждую букву.
За низкую динамику -, хоть это, опять же, насколько я понимаю, художественный прием
В целом, квента хорошая, нормисы закинут дисами, ведь не выкупают как у постмодерниста в ломбарде.

Будем уповать на то, что РР смогут осознать всю сложно и многогранность персонажа. В ином случае отклонят, ведь это претендует не на квенту, а на отдельное произведение(ну если все правильно оформить).

Ну и еще такой момент, может я такой, но словно нет триггера, который бы давал четкое понимание мотивации персонажа.
Да, мы знаем о ее мыслях много, о словах и поступках, но оно размывается в тоне текста и сложно его уловить.
Тут хватило бы и пару строк «девушка в том доме напомнила ее в детстве, что Анне захотелось помочь ей». Ну так, пример, может не так в лоб, но лучше бы было такое.Проще говоря, твой персонаж плавает. Сложно уловить то, что он из себя представляет(я осознаю, что мб тв хочешь по ходу раскрывать персонажа, но, как правило, лучше сразу выдать карты).
Больше бы действий, пока было их мало. Ну окей, дело раскрыла с ограблением, но особо то это не было показано. Все уходило в мысли автора текста, который пытается передать нам мысли персонажа. А хотелось бы прочувствовать самого персонажа, узнать его действия в конкретной ситуации.
«Додавила» так хотелось бы это не абстрактно за кадром увидеть, а конкретно ее шаги. Показать допрос, может диалог между персонажами.

Твоя героиня научилась считывать эмоции, анализировать их. Только вот, это снова остается за кадром.
Есть пару фраз, что она как-то это использовала, но как? Можно было бы добавить мелкую ссору или конфликт, который она сделала специально, ну или не специально.

[ksjaexa]

Это сообщение было удалено

[ppso]

Это сообщение было удалено

[MakSimKaa]

Это сообщение было удалено

[Underlord]

Это сообщение было удалено

[EKOV ֍]

Это сообщение было удалено

[Walter Wite]

Это сообщение было удалено

[эприл]

Это сообщение было удалено

[dredge]

привет, в дпд же запрещены запрещённые роли, или сделали исключение?

[strashilka]

Взято на рассмотрение ролевой командой

[strashilka]

Лидеры DPD пересмотрели решение относительно запрещенной роли и не дают добро на игру в детективном бюро подобного рода персонажей.

Сама по себе квента достаточно “водянистая” и имеет множество ненужных речевых оборотов, которые вроде должны красить квенту, но по итогу только затрудняют ее прочтение и превращают в достаточно “тягостный” материал на форуме в плохом смысле слова. За более подробным разъяснением причин отказа можешь обратиться ко мне в ЛС. Есть и другие причины по отказу.

Отклонено